17.03.2017 в помещении КМДА (Киев) Комітетом АПУ з медичного права разом з Громадська рада при КМДА ГО «Громадська ініціатива «Право на здоров’я» состоялся Круглый стол «Реалізація репродуктивних прав людини в Україні та США. Допоміжне материнство»
Благодарю за приглашение Софию Богатову и процитирую ее же, золотые слова:
«Репродуктивні права людини — це такі права, які тягнуть за собою багато майнових прав».
Эти слова заслуживают того, чтобы остановиться и осмыслить их отдельно, да. Но вернемся к Круглому столу. Замечу, что состав участников был довольно небольшим и представлен, в основном, специалистами в области права — что не могло не отразиться на характере дискуссии.
Краткие тезисы основного предмета обсуждения, замечательные со всех точек зрения, и мои комментарии к ним:
— При современном состоянии здоровья населения существует немалый социальный спрос на вспомогательные репродуктивные технологии, но наши законодатели не успевают на это реагировать — и этот социальный спрос уходит в тень. (Утверждение о социальном спросе, уходящем в тень из-за недолугой нерасторопности законодателей вообще просто замечательно!)
— В Украине нет (!) отдельного законодательства и отдельных норм законов на этот счет. (Вот так, бурная деятельность — есть, а законов под нее — нет.) Нет даже законодательно закрепленной терминологии.
— А что же тогда есть? Есть семейный кодекс и есть два приказа МОЗ (№787 и №579), которые суть подзаконные акты (!). При этом многие основные моменты в этих самых приказах «зашиты» в формы подписываемых сторонами «згод».
— Поэтому реализация всех спорных моментов (включая заданные мною вопросы о том, как реализуется защита интересов беременной женщины при возникновении угрозы ее здоровью и как потом быть с ее финансовыми интересами) на практике на сегодня зависит исключительно от того как будет составлен договор юристами и что они в этот договор внесут. (И в этом смысле вот такая инициатива — юристы обсуждают как создать несуществующее законодательство — выглядит довольно забавно, примерно, как «рок против наркотиков», к чему уже все привыкли, или «мухи против …». Ведь совершенное законодательство, будучи созданным, работу половину собравшихся, конечно, упростит. Но и лишит эксклюзивности. Составить договор согласно закону — это же не то же самое, что составить договор тогда, когда законов нет и ты сам должен предусмотреть все нюансы.)
— Кроме отсутствия даже определений отсутствуют многие важные моменты: граничный возраст, статус эмбриона и, отдельно, криоэмбриона, постмортальная репродукция, вопросы транспортировки биологического материала (в том числе через государственную границу), вопросы донации гамет, ответственности за донора, прав генетических родителей, использования ВРТ (вспомогательных репродуктивных технологий) для отдельных категорий (онкобольные, ВИЧ-инфицированные).
— Не решено множество процедурных моментов, включая регламентацию деятельности агентств.
— Нет регламентации научных исследований над эмбрионами (!).
— Зато у нас регламентировано, что участником программы ВРТ могут быть только мужчина и женщина, состоящие в традиционном и зарегистрированном органами регистрации актов гражданского состояния браке. Включая иностранцев. (Как видите, это у нас самые важные вопросы, как обычно. )
— Предполагается, что эти моменты, как и многие другие, у нас контролирует Государство. На деле Государство не контролирует ничего. И все спорные моменты зависят от качества работы юристов и от морального выбора Клиники. Которая сама должна решить — берет она людей в программу или нет.
— Вторая забавная деталь: все спорные вопросы, все что трудно поддается регулированию (как, например, этический выбор отказа от предоставления помощи тем парам, которые прибыли к нам из стран, где законодательно запрещено суррогатное материнство) перекладывается на Клиники. Это сложно, делать это некому (например, отслеживать перечень таких стран) — поэтому пусть Клиники это делают. Ау, господа юристы! Вы, вообще, денег хотите? Или вы хотите, но стесняетесь? (Что не похоже.) Так вы должны тогда говорить так: Клинике хорошо бы позаботится о таких вопросах и нанять для этого грамотного юриста. Вы же не думаете, что нечто отслеживать и продумывать должен врач или, даже, администрация?
— И все же то, что состав участников был, в основном, юридическим — а им интересно было говорить о том, что приносит им кусок хлеба — предопределило смещение разговора очень быстро с более общей темы ВРТ и репродуктивных прав в тему крайне узкую, суррогатное материнство. Несмотря на то, что по там же заявленной статистике суррогатное материнство (СМ) — это 3 (три) % от всех циклов ВРТ. (В этом вижу определенную опасность, что итоговый документ и разрабатываемое, наконец, законодательство, сосредоточится на этом крайне узком, но коммерчески интересном, вопросе — и руки не дойдут до всех остальных.)
— Почему этот вопрос, СМ, так коммерчески интересен. Потому что, цитирую, после того как закрылся огромный рынок Индии и в то же время было существенно пересмотрено отношение к легализации детей, рожденных с помощью СМ, в Испании, весь спрос хлынул в Украину, включительно по иностранные агентства, и сейчас мы имеем ситуацию огромного спроса, который значительно превосходит предложение (и плюс местное законодательство, никак не готовое отвечать на такие вызовы. Как обычно.)
— И здесь возникает третий момент, заставляющий вспомнить известный анекдот про священника в бане. «Закрылся огромный рынок», «растет рынок в Украине, что не может не радовать», «спрос, опережающий предложение» — это есть вещи, которые живут на другой полке с рассуждениями в духе «ну, мы можем позволить иностранной паре заключить договор с одной суррогатной матерью, а вот договор одновременно с двумя-тремя, даже если они обещают в случае успеха забрать всех детей, мы позволить не можем — это уже за гранью, это уже эксплуатация женщин, какая-то». (Ребята, грань — она вообще-то несколько в другом месте проходит. А то, что у вас, это как раз как в том анекдоте: или-или.)
Не может не радовать тем не менее осознание стоящих перед законодателями вызовов:
- Гармонизация правовых отношений участников лечения.
- Недопущение случаев, когда ребенок остается без родительской опеки, или когда ребенка, рожденного согласно договору с иностранной парой, невозможно вывезти за рубеж.
- Законность и безопасность лечения.
И в этой связи довольно примечателен опыт правового урегулирования вспомогательных репродуктивных технологий в США, о котором был доклад профессора Бостонского университета Алевтины Гусевой.
Основные тезисы доклада Алевтины Гусевой:
— Личная свобода и автономия — одно из основных положений американской Конституции. Причем эти вещи следует понимать в контексте прежде всего экономической свободы — права выбора и правы вступать в договорные отношения.
— Неолиберальная идеология (прямо так и сказано!) тоже оказала большое влияние на существующий сейчас порядок вещей.
— «Право на ребенка или репродуктивная свобода (автономия)»: право производить потомство — одно из фундаментальных прав американского гражданина.
— Принцип репродуктивной автономии гласит, что каждый имеет право на продолжение рода и это право не может быть ограничено из-за семейного положения, сексуальной ориентации, религиозной принадлежности, расы или этнической принадлежности, экономического статуса, возраста и состояния здоровья. (На деле реализация этого принципа может быть разным в зависимости от взглядов профессиональных врачебных ассоциаций, которые могут и отказать, исходя из своих соображений, и от штата к штату).
— «Единый Акт о происхождении» (принят в 1973 году), регламентирует ответ на вопрос кто является матерью ребенка. Согласно ему мать — это:
1) та, что родила, а не та, что предоставила ооциты;
2) та, что получила родительские права посредством решения суда;
3) та, что легально усыновила;
5) та, что является матерью согласно договору сторон о вынашивании ребенка (поэтому суррогатная мать не является матерью согласно условиям договора и именно это обнуляет обвинение в «продаже ребенка»: она не может продавать то, что на самом деле ей не принадлежит).
— «Лучшие интересы ребенка» — приоритет при рассмотрении спорных вопросов о родительских правах.
— Законодательно урегулировано положение эмбрионов: эмбрионы — не люди и не собственность, но создавшие их физические лица обладают по отношению к ним правами собственности и могут распоряжаться их судьбой. Так как эмбрион ребенком не считается, то принцип «лучших интересов ребенка» по отношению к нему не работает.
— Прецедентное право — многие вещи в законодательстве появились благодаря тем или иным решениям в процессе судебных процессов. Часто длительных и громких. (То есть тоже не сразу, а методом проб и ошибок.)
— Роль родителей закрепляется не генетикой, а «намерением». Это «намерение» должно быть зафиксировано в присутствии независимых адвокатов со стороны как будущих родителей, так и суррогатной матери.
С моей точки зрения последнее положение — о том, что проблем не будет там, где изначально все точки над «и» расставлены при участии независимых и квалифицированных в этих вопросах юристов — точно достойно того, чтобы быть скопированным. И это вполне в интересах и юридической братии, которая не останется без работы, и врачей, которые не будут рисковать репутацией из-за вещей вне рамок своей компетенции, и, главное, пациентов — включая суррогатную мать.
Да, можно поспорить о морали и нравственности, о соответствии религиозным нормам. Это никак не отменит того факта, что будущее — наступило, и что ВРТ и суррогатное материнство уже часть нашей реальности.
Поэтому и смотреть на эти вещи стоит, возможно, уже исходя из сугубо национальных интересов. Да, если нужно, и без оглядки на чей-то даже прогрессивный опыт. Вряд ли мы можем считаться страной победившей неолиберальной идеологии. Не говоря уже о том, что степень ее адекватности подвергается сомнению по всему миру.
Что интересно нам? Экономический рост, рабочие места, возможность граждан страны обеспечить свои потребности? Да, вне всяких сомнений.
А еще? Наверняка это вопросы здоровья и проблема набирающей обороты депопуляции. Можем ли мы, как американцы, позволить себе разбрасываться будущими гражданами, даже гипотетическими, даже в виде эмбрионов и криоэмбрионов? Даже если выйти за рамки чисто этических вещей, не вдаваясь в рассуждения люди-не люди, живы-пока еще не живы, имеют права-не имеют права. Даже если просто подходить с сугубо прагматичной точки зрения: или мы думаем о том, чтобы сейчас родилось как можно больше наших граждан, или потом, очень скоро, придется думать о том, как привлечь в страну внешних мигрантов. Каких именно. Как их ассимилировать.
И поэтому, возможно, прямо сейчас нам и Государству следует подумать о вещах может быть на первый взгляд совершенно фантастических — о том, чтобы взять «на карандаш» максимум могущих оказаться не удел эмбрионов, о том, чтобы женщина, не желающая ребенка, имела возможность, как в тех же США, родить и отдать ребенка на усыновление, даже о том, чтобы и невостребованные криоэмбрионы смогли получить свой шанс… да, даже если Государству придется для этого найти для них суррогатных матерей и позаботиться о дальнейшей судьбе детей.
